объяснением причин непринятия юнкеров; на предложение его, Шаховского, о
принятии юнкеров два присутствующие синодальные члена объявили, что они без
присутствия большого числа членов точной резолюции положить не могут, но в
собраниях более двух членов очень редко бывает. Сенат положил иметь с Синодом
конференцию, а юнкеров определить в другие места. Синод в это время занимал
вопрос о законности некоторых браков. 20 сентября 1752 года Шаховской объявил
Синоду выговор императрицы, для чего дело о браке поручика Пушкина до сих пор
остается без решения. Императрица очень недовольна, что член Синода Стефан,
архиепископ новгородский, письменными своими рассуждениями присуждает развод и
что относительно таких браков, которые многие века бесспорно были позволяемы,
теперь между членами Синода происходят споры (отчего многим немалые оскорбления
и разорения приключиться могут). Ее величество повелела объявить, что если
преосвященный Стефан не согласен с большинством членов, то пусть утверждает,
приводя основания не от своего рассуждения, но из Св. Писания, из книг,
принятых православною нашею церковью и вероятия достойных, и эти печатные книги
представил бы самой ее величеству. 7 октября по поводу тех же дел происходил в
Синоде следующий разговор: обер-прокурор, обратись к Стефану новгородскому,
предложил ему выслушать поданное мнение пре-осв. рязанского. «Я ездил ко двору
ее ампер. величества, – отвечал Стефан, – ездил во исполнение высочайшего
повеления с приличными к тем делам книгами; но представить книги времени не
улучил». Шаховской. Таким разбиванием споров по книгам ее величество
утруждать без крайней нужды не следует, разве тогда, когда не изобретете уже
никакого способа к соглашению с прочими членами; а теперь бы поискать согласия,
что ее величеству было бы гораздо угоднее, чем решать несогласия ваши по
книгам. Стефан. Пока в силу высочайшего повеления не подам ее величеству
книг, ни в какое рассуждение по этим делам не вступлю. Тут Шаховской обращается
к протоколисту и велит записать это объявление в журнал. «Что это, зачем
записывать! – закричал Стефан. – Члены не приказывают, а один обер-прокурор
приказывает записать в журнал». «Я, – сказал Шаховской, – приказываю
протоколисту исполнять не мои прихоти, но то, что он обязан делать по
регламенту, и протоколист при таком исполнении состоит не под вашим, а под ее
величества
повелением, а моя должность наблюдать, чтоб он был исправен». Стефан повторял,
что протоколисту надобно записывать то, что члены приказывают, а ежели такое
помешательство со стороны обер-прокурора происходить будет, то членам незачем и
в канцелярию ездить.
Мы видели заботы Синода о том, чтоб духовенство не подвергалось насилиям от
светских людей. В описываемое время случилось событие, которое потребовало всей
строгости церковной и гражданской власти. В 1751 году в Серпуховском уезде
надворный советник князь Иван Вяземский, встретив священника, идущего с
дароносицею для приобщения больной крестьянки, бил его конскою плетью, велев
бить и крестьянам своим; они, избивши его, притащили за волосы в село
Вяземского Пущино, причем дароносицу оборвали, изломали и Агнец утратился;
потом священника опять начали бить дворовые, и крестьяне, и сам Вяземский.
Синод приговорил: Вяземского послать в вечное заточение в дальний монастырь,
держать скованного, на хлебе и квасе, допускать в церковь на паперть только в
праздничные и воскресные дни, причастить св. тайн только при смерти; крестьян
его, бивших попа, наказать плетьми нещадно; попа за то, что, будучи позван
поутру,
засиделся в гостях и пошел к больной только после вечерни и, имея при себе
дароносицу, дерзнул в поле отбирать лошадь свою у крестьянина князя Вяземского
и тем положил начало такой страшной продерзости, послать на год в монастырские
труды.
Из отдаленной Вятки пришла жалоба на самоуправство особого рода.
Секунд-майор Бестужев, будучи в Вятской провинции при подушном сборе,
представил, что архиерейский дом и монастыри неправильно завладели черносошными
государственными крестьянами; в свою очередь архимандрит Трифонова монастыря
Потемкин и консисторский секретарь Головков донесли, что Бестужев
долговременною неудачею квитанций в приеме рекрута и лошадей вынудил взятку в
50 рублей. Наряжено было следствие. Между тем 29 июня, в праздник апостолов
Петра и Павла, в день именин наследника престола, в Хлынове в соборе было
архиерейское служение; дьякон Свирепев говорил проповедь и, обличая людей, не
уважающих святыню и сан духовный, при словах: «Ты лежишь… а священник у ворот с
крестом стоит» – указал рукою на Бестужева. После обедни на молебне при раздаче
свеч, когда Бестужев вместе с другими подошел за свечою к епископу Антонию, тот
не дал ему свечу в руки, а бросил, отвернувшись, и потом, обратись к нему и
грозя пальцем, закричал: «Ты арлекин» – и при этом стал кривляться,
передразнивая,
как Бестужев ходит; потом велел было вывести его из церкви, но одумался,
оставил, а велел принести ящик, куда
