поддерживать его против родного брата, – в Петербурге успокоились на полном
отречении Бестужева от этих слов, и Претлаку вручена была промемория, в которой
говорилось: «Сколь приятно было ее императорскому величеству по основательному
ее величества чаянию из оправдания своего посла усмотреть его невинность, к
толь вящему служит ее императорскому величеству неудовольствию, что граф
Коллоредо
старался добрые сантименты и беспорочный поступок г. обер-гофмаршала такими к
предосуждению
возложенного на него характера и собственной его персоны касающимися затеями
опорочить и притом и высочайшее ее императорского величества достоинство
оскорбить тем, что в рассуждении беспредельной ее самодержавной власти и
мудрого госу-дарствования, и одна только идея о партии в здешней империи места
никакого иметь не может. Подлинно состояние министра, особливо при союзном
дворе, весьма худое было бы, если бы вольно было затевать на него по
собственным видам предосудительные дела, о коих он никогда и не думал».
Как бы то ни было, тесный союз между Россиею и Австриею не был нарушен, и к
этому союзу по прусским отношениям непременно хотели присоединить Саксонию.
Находясь еще в Дрездене, в 1751 году Кейзерлинг должен был склонять саксонское
правительство присоединиться к оборонительному союзу, заключенному между
Россиею и Австриею в 1746 году. Кейзерлинг доносил своему двору, что дело
встретило препятствия при обсуждении своем в тайной коллегии королевского
совета. Здесь некоторые члены выразили страх перед прусским королем, как будто
бы находились под его ногами; они припоминали угрозы Фридриха II, что он в
известном случае примется не за Россию, а за ближайшую к нему ее союзницу –
Саксонию; они представляли, что для защиты от такого быстрого нападения силы
Саксонии недостаточны, а помощь союзников очень отдалена и, прежде чем она
явится, страна уже будет разорена. Узнавши о выражении таких мнений в коллегии,
Кейзерлинг спросил графа Бриля: хотят ли в Саксонии принять в основание
политической системы соседство короля прусского, его превосходные силы и его
угрозы? Если они так боязливы, если хотят размерять свое строение только по
прусскому масштабу, то сами показывают свою покорность, и если б прусский
король узнал, какой ужас он здесь внушает, то гордость его, разумеется,
усилилась бы еще более. Надобно решить вопрос, благо и интерес Саксонии
достаточно ли могут быть обеспечены тем, что она не будет находиться ни в каких
обязательствах с императорскими дворами и морскими державами. Кто обеспечит
Саксонию от дальнейших притеснений, если она останется без надежды на
какую-нибудь помощь? Если они думают обеспечить себя обязательствами с Франциею
и Пруссиею, то опыт научил уже их, как можно полагаться на эти державы: во
время прошлой войны, когда они соединились с Пруссиею и Франциею против
Австрии, король прусский заключил мир, а саксонские войска должны были
заботиться сами о себе. Что касается невозможности для Саксонии получить скорую
помощь от союзников, то не надобно забывать, что теперь дворы соединены гораздо
теснее, чем были прежде; не должно забывать также, что если Саксония лежит как
будто под ногами прусского короля, то и Пруссия находится в таком же положении
относительно обоих императорских дворов. Саксонский дом связан с французским,
саксонская принцесса замужем за дофином, выставляют, что Саксония может
надеяться на ее помощь; но может случиться, что дофин умрет прежде короля; да
если он и вступит на престол, то может статься, как и прежде бывало, что
какой-нибудь кардинал или другой фаворит станет управлять делами или другая
госпожа Помпадур сыщется, которая овладеет и сердцем королевским, и правлением.
В истории нет примера, чтоб какая-нибудь королева французская имела влияние на
тамошнее правление, и зависть нации всегда находила способ не допускать королев
до участия в государственных делах. Кроме того, остается вопрос: будет ли тогда
Пруссия иметь уважение к французским представлениям в пользу Саксонии? Бриль
отвечал, что он теперь и сам видит, что лучше было бы не отдавать дела в тайную
коллегию; он хотел этим себя прикрыть, чтоб не могли жаловаться, будто он в
таком важном, до блага всей земли касающемся деле никого не допустил до участия
и все один сделал, и если б случилось что-нибудь неприятное, то члены совета и
стали бы говорить, что они все это предвидели и напоминали и надобно было бы
поступать по их совету. Кейзерлинг заметил на это, что тот, кто принимает
нынешнее состояние дел за основание своих решений, исполняет требования разума,
а если смотреть на случайности будущих событий, то никто себе дома не построил
бы, ибо может статься, что он сгорит, никто не стал бы жить в доме из страха,
что он может обрушиться.
В 1752 году Кейзерлинга, назначенного в Вену, сменил в Дрездене Гросс,
который в начале мая прислал своему двору любопытное донесение. Саксонский
посол в Париже граф Лас дал знать