лык, очень вредно для республики на будущее время ввиду старости короля.
Французы хотят усилить свою партию, чтоб доставить корону принцу Ксаверию,
второму сыну короля Августа, вполне преданному Франции; граф Бриль поддерживает
принца Ксаверия, потому что старший сын короля, наследный принц саксонский, к
нему нерасположен. Граф Мнишек в дружеском разговоре с Войковым также высказал
свое неудовольствие против французского посла, который успел обмануть и тестя
его графа Бриля. Войков при этом давал знать своему двору, что французский
посол ездил в Пилавы, имение князя Чарторыйского, для свидания с последним;
туда же ездил и датский посланник Остен.
Беспокойство русского двора относительно прусских курьеров объясняется
известием Обрезковая из Константинополя, что 20 марта заключен дружественный и
торговый договор между Пруссией и Портою. Несмотря на характер договора, он
произвел в Петербурге очень неприятное впечатление, потому что мог ободрить
подданных прусского короля, сделать его требовательнее при мирных переговорах и
давал ему возможность держать в Константинополе открыто своего министра.
Обрезков советовал своему двору остаться совершенно равнодушным к этому делу,
ибо если будут с русской стороны сделаны какие-нибудь представления, то Порта
может дать на них суровый ответ, что поведет к нарушению добрых отношений между
двумя государствами. Совершенное молчание будет более соответствовать
достоинству и могуществу русской империи, чем какие-нибудь представления, из
которых Порта заключит, что договор ее с Пруссиею имеет важное значение в
глазах императрицы, и это умножит только ее азиатскую гордость и величанье.
Совет
был принят, и последствия показали его пользу.
Угроза войною пришла не с юга, а с севера, и оттуда, откуда менее всего ее
ожидали.
11 июля в 9 часов утра приехал к канцлеру датский чрезвычайный посланник граф
Гакстгаузен
и объявил, что ему велено от короля сделать русскому двору словесное и
дружественное внушение, что так как его датское величество с сожалением
принужден видеть, как мало великий князь всероссийский и герцог шлезвиг-
голштинский
оказывает склонности к полюбовной сделке в своих распрях с короною датскою и
продолжает пребывать в прежнем своем недоброжелательстве к Дании, от которого
последняя в рассуждении будущего времени не может никогда быть в безопасности,
то его величество по необходимой нужде в последний раз требует скорого и
категорического на представления свои ответа, поручивши в противном случае
посланнику своему объявить формально, что его датское величество будет уже
почитать великого князя явным себе неприятелем и потому станет принимать меры
свои против как его высочества, так и Российской империи. Канцлер отвечал, что
угрозы употреблены совершенно некстати и русский двор их не испугается.
Действительно, коллегия Иностранных дел получила такой рескрипт: «Ошибается
датский двор, если от своих угроз ожидает желаемого действия. Ошибается не
потому, чтоб мы почитали эти угрозы одними пустыми словами, вовсе нет! мы
предполагаем, более того, на что, быть может, сама Дания отважится; мы уже
воображаем себе, что она вступила с неприятелями нашими в тесный союз,
отважилась наконец испытать свои силы, которыми столько лет парадировала и
которыми
друзей и соседей своих то манила, то тревожила. Мы не презираем ее сил; но, чем
важнее опасность и существеннее, тем больше мы поставим себе в славу и тем
больше найдем способов защищать утесненную невинность и честь и значение нашей
империи. Но так как много уже пожертвовано нами для утверждения спокойствия на
Севере, то и теперь не хотим удовольствоваться теми стараниями, которые
употреблены были нами до сих пор для сохранения дружбы с датским двором, а
следовательно, и тишины на Севере. Мы хотим с нашей стороны сделать все, что
может или отвратить разрыв с Даниею, или неоспоримо доказать всему свету, что
не от нас зависело предупредить бедствия там, где страсть превозмогает над
справедливости
и самым здравым рассудком. Поэтому мы присоветовали его высочеству великому
князю благополучие земель его предпочесть справедливому негодованию и не только
не прерывать переговоров с датским двором, но по возможности и облегчать их. И
сами намерены мы, употребляя наше посредничество, прилагать все старание, чтоб
согласить толь различные интересы и справедливым удовлетворением обеих сторон
недоверни
и подозрения превратить в доброе согласие. Поэтому мы ласкаем еще себя
надеждою, что дело не дойдет ни до какой печальной крайности. Однако, чтоб не
усыпить себя надеждою, повелеваем нашей коллегии Иностранных дел нашему министру
в Копенгагене Корфу предписать, чтоб он содержание этого рескрипта сообщил
тамошнему двору прочтением как бы экстракта из депеши, прибавив, что хотя
выражения рескрипта не очень ласкательно, но в точности изъясняют прямые наши
намерения, да притом и сам датский двор употребил невеликую
