от такого оскорбления, но потом, желая оправиться, обратилась к стоявшему за
ее креслом камергеру Александру Серг. Строганову и попросила его начать
какой-нибудь забавный разговор для рассеяния, что Строганов и исполнил.
Но дело не кончилось одним оскорблением. В тот же вечер император приказал
своему адъютанту князю Барятинскому арестовать Екатерину. Барятинский,
испуганный этим приказанием, не торопился его выполнить и, встретив принца
Георгия голштинского, рассказал ему о поручении, полученном от императора. Тот
бросился к Петру и уговорил его отменить приказание. Приказание было отменено,
но никто не мог поручиться, что оно не будет повторено, ибо приказания
отдавались по первой вспышке, по первому внушению, сделанному в пользу или во
вред известного лица, и Екатерина начинает слушать предложения своих
приверженцев. Кто же были эти приверженцы?
Мы видели, что Верин и Гольца указывали на Ив. Ив. Шувалова, Мельгунова и
Волкова как на самых опасных людей, ждущих первого удобного случая для отнятия
у Петра престола. Но Фридрих II должен был убедиться, как обманулись его
министры в своих наблюдениях. «Лица, – пишет он, – на которых смотрели как на
заговорщиков, всего менее были виновны в заговоре. Настоящие виновники работали
молча и тщательно скрывались от публики». Было, однако, время, когда Ив. Ив.
Шувалов предлагал Екатерине свои услуги. В одной из записок о событиях своего
времени Екатерина рассказывает, что пред кончиною императрицы Елизаветы Ив. Ив.
Шувалов обратился к Никите Ив. Панину, говоря, что «иные клонятся, отказав и
выслав из России великого князя Петра с супругою, сделать правление именем сына
их Павла Петровича, которому был тогда седьмой год, что другие хотят выслать
лишь отца, а оставить мать с сыном и что все единодушно думают, что Петр не
способен. Панин ответствовал, что все сии проекты суть способы к междоусобной
погибели, что в одном критическом часу того переменить без мятежа и бедственных
следствий немодно, что двадцать лет всеми клятвами утверждено. Панин, –
продолжает Екатерина, – о сем мне тотчас дал знать, сказав мне притом, что
больной императрице если б представили, чтоб мать с сыном оставить, а отца
выслать, то большая в том вероятность, что она на то склониться может. Но к
сему благодаря Богу ее фавориты не приступили, но, оборота все мысли свои к
собственной безопасности, стали дворовыми вымыслами и происками стараться
входить в милости Петра III, в коем отчасти и преуспели».
Записка эта, написанная, разумеется, позднее события, может быть и очень
поздно, требует некоторого объяснения. Выражение «благодаря Богу» очень
понятно: если бы фавориты приступили к удалению Петра Федоровича от престола,
то императором был бы провозглашен великий князь Павел Петрович и Екатерина не
царствовала бы; кроме того, неспособность Петра не была еще так очевидна, как
после шестимесячного его царствования, и удаление его могло бы повести к тому,
что выставил в своем ответе Панин. «Фавориты не приступили», потому что Шувалов
от Панина услышал решительный отказ в содействии великой княгини и ее
приверженцев их плану. Быть может, отказ этот был и неискренний; Панин счел
нужным обезопасить себя этим отказом, он мог заподозрить предложение,
исходившее от неприязненных ему людей; что Панин не успокоился на своем ответе,
доказательством служит то, что он имел с Екатериною разговор о предложении и
внушал о возможности со стороны Елизаветы согласиться на удаление Петра. О
своем ответе Панину на это внушение Екатерина нам не говорит. Может быть,
положено было ждать нового предложения от «фаворитов». Но последние, получив
резкий отказ, не сочли более нужным и безопасным повторять свое предложение, а
может быть, не имели уже для того и времени и, отвергнутые Екатериною, должны
были обратиться к Петру. Теперь, по прошествии нескольких месяцев, они имели
печальное удовольствие видеть, какие страдания должна была терпеть Екатерина за
отвергнутые их предложения. Быть может, теперь они ждали от нее предложения. Но
дело начато было без них, было и кончено без них.
Шувалов перед смертью Елизаветы обращался к Панину с предложением изменить
порядок престолонаследия, и это показывает нам важное значение Панина. В
царствование Елизаветы мы имели часто случай говорить о его деятельности в
Швеции, где он был посланником. Носились слухи, что он был удален в Швецию
вследствие придворной интриги, удален Шуваловыми, которые хотели отстранить в
нем соперника Ив. Ив. Шувалову. Если это правда, то, разумеется, здесь должно
было залечь основание вражды его к Шуваловым, и преимущественно к Ив.
Ивановичу. Но и без этого были другие сильные причины вражды. Тесно связанный с
канцлером Бестужевым, будучи, можно сказать, его воспитанником, Панин в
довольно долгое пребывание свое в Сток-
