тельное и тем внушать уважение, были презрены Остерманом. Галушкин советовал
даже прекратить на несколько времени торговые сношения с Персиею и тем усмирить
Шахову гордость; пусть персидские купцы ездят в Астрахань: этим русские купцы
освободятся от насилий, которые они терпят в Персии.
Галушкин умер; но представления его были приняты новым русским
правительством, тем более что оскорбления, нанесенные русскому консулу в Роще
Шарапову,
убеждали в необходимости переменить ласку на угрозу. Преемник Галушкина
переводчик Братищев писал в июле, что известие о постоянном движении русских
войск к Кизляру испугало Надира и сбавило спеси. И Братищев, подобно Галушкину,
постоянно писал, что персиян бояться нечего: «Смею рабски донести, что для
укрощения такого беспокойного соседа никакой трудности не предвидится; для
завладения
всем персидским лагерем нужно 10, много 15 тысяч регулярного войска да столько
же нерегулярного. Множество знатных персиян, даже придворные ближние евнухи,
усердно желают подчиниться России; дербентцы, горожане и сельские жители, боясь
истребления от тирана, денно и нощно просят у бога избавления и подчинение
России сочтут за великое счастье; одним словом, во всей Персии едва ли найдется
один человек, который бы не имел склонности к русскому подданству».
В октябре Братищев доносил, что шах намерен напасть на Кизляр, прибавляя,
что все горские народы нетерпеливо желают с русской стороны наступления на
шаха. Донесения Братищева о всеобщем неудовольствии подтверждались тем, что
открыт был заговор родного сына Надиров против жизни отцовской, а сын на
допросе обвинял отца, что тот хотел его отравить. «Шах, – писал Братищев, – в
неумеренной запальчивости находится и редко дела выслушивает, только твердит о
преступлениях сына, причитая что попадется под язык. Весь лагерь трепещет, и
никто не смеет подступить с докладами к суровому тирану». Надир велел ослепить
сына. В ноябре и начале декабря Братищев продолжал писать о враждебных
намерениях шаха против России; но потом уведомил, что намерения эти отменяются
по советам любимца Шахова мирзы Зеки и главного муллы, который внушал, что
русские будут действовать против Персии сухим путем и морем, Андреевы и
кабардинцы вооружатся как русские подданные; наконец, Россия поднимет
дагестанцев и турок; в Кизляр русский генерал с большим войском уже прибыл. Во
второй половине декабря снова предостережение от Братищева относительно
враждебных намерений Надира, который от других слышит внушения, что на Россию
легко напасть, и между такими находится англичанин Эльтон, построивший себе
корабль на Каспийском море; на этом корабле Эльтон изъявлял готовность
перевозить людей и съестные припасы в случае похода Шахова на Россию; но, как
видно, самым сильным побуждением к походу в Россию служило для Надира желание
загладить бесславие неудачного похода против горских народов.
Глава третья
Продолжение царствования императрицы
Елизаветы
Петровны. 1743 год
Новые возвращения ссыльных. – Деятельность Сената. – Донесение прокуроров
о беспорядках в разных учреждениях. – Подрядчики в Сенате. – Финансы. –
Комиссия о воровском клейме. – Меры относительно торговли и промышленности. –
Крестьяне. – Восстание мордвы. – Меры относительно новокрещеных инородцев. –
Раскольники. – Столкновение Сената с Синодом. – Меры относительно религиозного
образования. – Намерение удалить церкви иностранных исповеданий с Невского
проспекта в Петербурге. – Приготовления к путешествию императрицы в Москву и
Киев. – Дела внешние. – Конгресс и мир в Аба. – Последующие отношения России к
Швеции.
– Сношения с Франциею. – Лопухинское дело. – Сношения с Австриею и Англиею. –
Интриги в Петербурге.
В самом начале царствования Елизаветы возвращали из ссылки и восстановляли в
прежнем значении недавних опальных, о которых память была свежа и которые могли
иметь усердных на-поминателей. Только в начале 1743 года вспомнили о верном
слуге Петра и Екатерины: Антон Девьер, «который безвинно страдал», пожалован
был прежним чином генерал-лейтенанта, граф-
