уже толковали, что по законам Римской империи греческой веры государь в
Германии владеть не может; из этого видно, что шведы рады были бы этим способом
датский двор удовлетворить и успокоить». Шведские уполномоченные в Абовяне
переставали толковать об опасности и требовать русской помощи; кроме флота
стали требовать, чтоб Россия высадила в Швецию и сухопутное войско от семи до
восьми
тысяч не только против датчан, но и для поддержания внутренней тишины в Швеции;
объявляли, что у них есть полки, на которые положиться нельзя, что датский двор
полагает надежду, во-первых, на партию между крестьянами, которая непременно
соединится с датским войском; во-вторых, на какую-то большую революцию в
России, ибо датские министры сказали шведскому послу, стращавшему их силою
России: «Правда, Россия сильна, но она привыкла к революциям, и он, посол, не
знает, какая в ней скоро пере мена может последовать».
Вследствие этих известий лица, которые прежде собирались для обсуждения
мирных условий, 22 августа получили указ императрицы: «Понеже получили мы от
наших полномочных министров из Сабова реляции, что шведы в случае ныне чинимого
от датчан к нападению приготовления просят нашей помощи: того для повелеваем по
оной реляции иметь совет, что и как возможно делать к помощи шведам, и чтоб
оное с нашею честью и интересом государственным сходно могло быть и чтоб оной
совет учинить немедленно и нам доесть, ибо время коротко остается. Елизавет».
Рассудили согласно подать ее величеству мнение: 1) не соизволено ль будет ныне
30 галер под командою генерала Кета обратно отправить к Гельсингфорсу и быть им
там до наступления больших холодов и тогда перейти к Равелю и там зимовать. 2)
Корабельному флоту под начальством адмирала Головина пробыть сентябрь в море,
идти ему до Карлскроны и по возможности далее для соединения со шведским флотом
и для прикрытия транспорта избранного наследника шведской короны, а в случае
нападения датского флота на шведов защищать последних и никаких датских
транспортов к шведским берегам не допускать. Но 3 сентября собрание уже решило:
генералу Кету с полками на галерах идти немедленно от Гельсингфорса к
Стокгольму и там зимовать.
Герцог-администратор, получивши от русского двора на проезд 50000 рублей,
благополучно достиг Стокгольма, куда с поздравлением к нему отправлен был из
Копенгагена действительный камергер Николай Корф. 21 ноября Корф имел аудиенцию
у принца, который объявил ему, что он такой милости от императрицы не достоин,
что к нему прислан он, Корф, с поздравлением и за свое настоящее положение
после бога он должен благодарить одну императрицу; благодарность эту словами он
изобразить не может и поручает себя императорской милости и покровительству. 30
ноября два русских полка, Ростовский и Казанский, имели торжественный вход в
Стокгольм с музыкою и распущенными знаменами. Старый король выражал большое
удовольствие, и все удивлялись бодрому и военно-храброму виду солдат, которые,
несмотря на продолжительное и трудное пребывание на галерах, шли бодро и в
хорошем порядке. Король говорил: «Я очень доволен, что прежде смерти имею
счастье видеть перед собою и под своею командою войска столь могущественной и
славной императрицы, и в случае нужды я никому не уступлю чести командовать
ими». Получая от Корфа иКейта грамоту императрицы, король целовал ее.
Бывшая до сих пор в гонении партия противников русской войны торжествовала и
хотела упрочить свое торжество совершенным отстранением французского влияния
как в Швеции, так и в России. Члены этой партии вместе с саксонским резидентом
Вальтером уверяли Корфа, что Ше-тарди хвастается получением полного успеха в
Петербурге милостью императрицы, но в то же время предерзостно
отзывается, что если Елизавета не захочет принять его внушений и проектов, то
он знает средство свергнуть ее, как прежде помогал ее возведению на престол,
хотя в последнем случае помогала ей более судьба, чем он, потому что ему,
собственно, нужно было произвести в России внутренний раздор и замешательства.
Шетарди
же отзывался, что он в силу своего кредита при императрице поднял Бестужевых,
Бреверна
и Воронцова для привлечения их на французскую сторону; но так как они вместо
благодарности за то, что он вывел их из грязи, не оказали никакого содействия
его видам, то он будет стараться лишить их кредита и привести в немилость, и
если можно, то лишит их доброго имени и жизни. Члены старой русской партии
просили Корфа, чтоб к ним прислан был министр, который бы мог добрых патриотов
защищать и подкреплять, а приверженцев Франции держать в узде. Добрые патриоты
указывали на Михайло Бестужева как человека, знающего французскую партию и
интриги.
Франция выдала Швецию, как прежде выдала Польшу, хотя, с другой стороны,
надобно заметить, что во Франции никак не могли думать, что Швеция так позорно
повела свои дела в Фин.-
