увещания его, принца Карла. После сражения слишком поспешно отступил к
Ландсбергу,
также несмотря на советы принца Карла и генерала С. Андре. Фермер не умеет
распоряжаться учреждением магазинов, не имеет твердости и решительности,
слишком недоверчив; главное несчастье его в том, что вверил себя молодому
человеку – полковнику Риману, исправляющему должность ге-нерал-квартирмейстера.
Генерал С. Андре также жаловался на Фермера, что не призывает его на военные
советы; шведский майор барон Армфельд так описал Цорндорфское сражение, что
неприятель,
по словам Фермера, злее выдумать не мог. «Я нижайше прошу, – писал Фермер
Воронцову,
– от сего злого человека армию избавить, а если бы возможно, и от всех господ
волонтеров, которые ничего другого в минувшую кампанию не делали, как только
веселились и на охоту ездили; меньше было бы расхода и пустых вестей. Можно бы
больше верить тому, кому вся армия поварена и кем справедливый журнал ведется.
Мне эти господа своими ветреными затеями и догадками в минувшую кампанию
столько беспокойства делали, что я не знал, куда от них деваться и как
секретные дела сохранить».
20 декабря был составлен для Фермера план кампании будущего года; он состоял
в следующем: действовать наступательно в Померании и Бранденбургии или Наймарке;
чем раньше начать кампанию, тем лучше; ускорить занятием Кельберга, так, чтобы
весною или первыми летними месяцами был там такой запас провианта и других
потребностей, который бы отнимал всякое опасение насчет недостатка; шведов
склонить
к осаде Тетина и сильно помогать им при этом; по реке Одеру действовать так,
чтоб только прикрывалась эта осада; если мира заключено не будет, то будущие
зимние квартиры расположить по Одеру; занять Берлин, если время и случай
позволят; главнейшее дело – скрыть этот план от неприятеля. Так как мы имеем в
виду только вспоможение союзникам и ослабление короля прусского, а не
завоевание Померании или Наймарка, то, если неприятель соберет на самых
границах своих большую армию, с нас будет довольно приблизиться к нему, держать
его в страхе и не допускать обратиться в другую сторону. Напасть на него должно
только в таком случае, когда он окажется слаб или будет известно, что ждет
подкрепления и тогда сам нападет. Начать кампанию нужно рано и быстро, чтоб до
прибытия прусских сил занять необходимые места и отвлечь короля прусского и
облегчить венский двор, если б Фридриху II удалось в самом начале кампании
победить фельдмаршала Дауна. Правда, венский двор или граф Даун поворотом своим
минувшего лета в Саксонию вместо обещанного похода к Франкфурту-нА-Одер или
Берлину не заслуживал бы таких забот о его сохранении; но надобно признаться,
что если венский двор будет ослаблен или принужден к невыгодному миру, то дела
наши и интересы потерпят столько же, как и его собственные, и все понесенные до
сих пор убытки и труды пропадут понапрасну. Занятие Кельберга надобно почитать
главным предприятием всей кампании: без него нельзя ни помогать шведам во
взятии Тетина, ни армии нашей иметь в Померании надежное пропитание, ни занять
там зимних квартир. Это единственный порт, через который можно получать водою
все потребное.
Кампания 1758 года кончилась неудачно, и в Петербурге не могли не досадовать
на австрийцев, которые не сделали ничего для русского войска ни до Цорндорфской
битвы, ни после нее. Русский двор был недоволен венским, а последний складывал
вину на Францию. Эстергази сообщил Воронцову рескрипт Марии-Терезии от 19
октября, в котором говорилось: «Бывшие по сие время в воинских делах
затруднения и худые успехи преимущественно произошли оттого, что Франция
искреннего совета нашего не послушала и вместо того, чтоб послать от 30 до
40000 войска в наши наследные земли и немецкие дворы содержать в спокойствии
одною обсервационною армиею на Рейне, опуталась войною с Ганновером и этою
ошибкою не только истощила свои финансы, привела в упадок флот свой и
претерпела чувствительные уроны в Америке и Германии, но и много потеряла
относительно прежнего значения своего внутри и вне Европы, не упоминая о том,
что в решениях французского двора оказывается некоторая робость и слабость. При
таких обстоятельствах французское министерство думает, что к получению
ожидавшихся Франциею выгод мало и даже вовсе никакой надежды не остается, а
торговля и флот подвергаются опасности совершенного разорения; думает оно, что,
когда для нас, для России и Саксонии война окончится благополучно и каждая из
этих трех держав вытащит занозу у себя из ноги, Франция, напротив, останется с
своею занозою и не получит никакого вознаграждения за все труды и расходы. Мы
со своей стороны находим, что такое опасение французского двора не без
основания, а для других союзников наших оно могло бы иметь опасные следствия. С
начала нынешнего года Франция многократно представляла, что тягость войны
становится для нее несносною и потому надобно