рыться об уменьшении сил короля прусского и не упускать из рук такого
случая, где можно заслугу нашу пред всею Европою сделать знаменитою и
совершенною. Таким образом, и теперь мы надеемся, что если вы действительно
останетесь в Силезии по 4 октября, а король прусский далеко от брата своего и
вблизи вас находиться будет и генерал Лаудон от вас не отделится, следовательно,
у вас будет превосходное число людей и артиллерии, то, конечно, вы приложите
все старания напасть на короля и разбить его». Рескрипт оканчивался приказанием
расположиться на зимние квартиры около Познани и отступать к Висле только в
крайнем случае, когда дела Дауна пойдут очень дурно и Лаудон оставит русское
войско.
Между тем Салтыков от 29 сентября переслал в Петербург копию с письма
Лаудона,
из которого было видно, что маневрами Салтыкова король так сдержан в Силезии,
что, опасаясь за Бре-славль и Верхнюю Силезию, не может отделить от своей армии
ни одного отряда на помощь принцу Генриху, а это было очень полезно общему
делу, ибо давало графу Дауну возможность действовать. Но Лаудон в письме своем
высказал также мнение, что русской армии надобно остаться в Силезии до конца
октября по новому стилю. «На это, – писал Салтыков в Петербург, – я никак не
могу согласиться. Русская армия слишком много сделала: для союзников, отрицать
этого никто не может и никто не может от нее требовать большего в такое позднее
годовое время. Конечно, пребывание русской армии в Силезии до конца октября
доставило быту пользу, что прусский король не успел бы нынешним годом
продраться в Богемию и граф Даун утвердился бы в Саксонии; но может ли эта
польза пересилить вред, который наносили русской армии долгим изнурительным
пребыванием ее в Силезии, где она не имеет магазинов для своего пропитания, где
она ежедневно должна вырывать фураж почти из неприятельских рук. После
губернского
свидания я предлагал графу Дауну соединенными силами напасть на короля и
разбить его, потом вытеснить принца Генриха из Силезии и забрать тамошние
крепости для обнадежения зимних квартир. Тогда довольно оставалось для этого
времени; перезимовав вблизи неприятеля, мы могли бы рано открыть кампанию,
отнять у неприятеля Саксонию и преследовать его в Бранденбурге, чем можно было
бы добыть скорый мир. А теперь мне больше ничего не остается, как заботиться о
сохранении
армии и нынешнюю кампанию окончить с неувядаемою славою. До конца октября армии
в Силезии продержать нельзя по недостатку хлеба и фуража, епанче и обуви; но я
готов додержать обещанный срок, т.е. остаться до 15 октября н.ст., и, пожалуй,
еще несколько дней сверх срока, а там пойду к Висле на зимние квартиры. Итак,
всемилостивейшая государыня, уповаю, что высокие союзники армиею вашего
величества и моими поступками довольны быть могут. Позиция короля прусского на
сей стороне Одера около Геренштата, расстоянием от нашей армии милях в двух,
подает повод к ежедневному сражению между легкими войсками. Если б я и нашел
случай напасть на короля, то и победа по нынешним обстоятельствам была бы более
в тягость, чем к выгоде, умалчивая о том, что пришлось бы пожертвовать немалым
числом храбрых воинов, которые гораздо будут нужнее в будущую кампанию. Сверх
того, неприятель всегда в таких крепких и неприступных местах стоит лагерем,
что никаким образом к нему приступить нельзя». Оправдывая себя относительно
Дауна, Салтыков писал: «Граф Даун объявляет, что принял намерение идти к
Саксонии, и двинулся туда 9 (20) сентября, получив от меня известие, что я
положил перейти реку Одер; но мог ли граф Даун 9 (20) сентября получить мои
письма о переходе через Одер, когда одно было от 15 (26) сентября, а другое от
18 (29)? Не ясно ли, что он гораздо прежде не только получения, но и
отправления моих писем решился идти в Саксонию и удалиться от русской армии,
что меня и побудило переходить за Одер и направляться к Висле».
Относительно указания из Петербурга на Познань как место, которое должно
было выбрать для зимних квартир, Салтыков писал, что Познань место ненадежное и
неспособное, окрестность вся вытравлена, сена и стебля нет. Из Петербурга
Салтыков
известился, что Эстергази по указу императрицы-королевы принес горькие жалобы
не только на бездействие русского войска, но еще больше на то, что от него,
Салтыкова,
никогда ни о чем нельзя было получить ни решительного, ни удовлетворительного
ответа, так что письмо к нему, Салтыкову, графа Куница от 9 сентября нов. стиля
почти целый месяц оставалось без ответа. Поэтому Эстергази требовал, чтоб
Салтыков
с Лаудоном не только производили сильные операции в Силезии, но и старались
остаться там на зимних квартирах; чтоб по крайней мере действия русской армии
продолжались до тех пор, пока австрийская армия останется в поле, или бы
Салтыков,
соединяя с Лаудоном русский корпус от 20 до 30000 человек, отправил его в
наследственные земли Марии-Терезии.
В рескрипте от 7 октября, извещавшем Салтыкова об этом, говорилось: «Что
касается жалоб,